|
Прежде всего, зададимся вопросом: зачем извлекать вновь из небытия уже полузабытую категорию солидарности, почти изгнанную с обложек не только общественно-политических изданий, но и даже научных? Читатель, чуткий к новейшим «демократическим» веяниям, возможно, легко придет к мысли, что вышла она из обихода «по праву», коль скоро не касается эта категория «наиболее достойного» для современной публики предмета – частного интереса. И, быть может, даже упрекнет автора в анахронизме. Ведь идея солидарности взывает к взаимопомощи, к коллективности и к совместному действию, тогда как не должен ли каждый в согласии с «современными» либеральными ценностями помогать себе сам (и лишь только – себе)? «Да и где вы найдете в сегодняшнем мире солидарность?! – последует, скорее всего, риторический вопрос-возражение.
Не потому ли, мол, и в современной науке – в том числе в социологии – «солидарность [оказалась] в ряду ...невостребованных теоретических понятий», что справедливо фиксирует С.Ю. Барсукова[1], хотя у него как будто давняя и вполне респектабельная научная предыстория в трудах Конта и Дюркгейма, Ковалевского и Кропоткина, Сорокина и многих других ученых.
Однако такое положение противоречит актуальной потребности в осмыслении социальной сплоченности и действенной групповой идентичности, которая определенно ставит тему солидарности в России в повестку дня: «Причины этого довольно ясны, – указывает тот же автор, С.Ю. Барсукова, – множественность разрывов социальной ткани обусловила поиск основ ее регенерации. Впечатляет многообразие солидарных проявлений в системе общественных действий - от эмоциональной взаимной поддержки смирившихся до протестной активности борющихся»[2]. К существенному вопросу о происхождении «разрывов» ткани, социального «протеста» или моральной капитуляции мы еще вернемся ниже. А пока отметим, что из множества известных определений интересующей нас категории, пожалуй, наиболее удачное также принадлежит процитированному выше исследователю: «Солидарность – особый тип социального взаимодействия, при котором моральное должествование переводит ресурс идентичности в плоскость реальной деятельности, выдвигая на первый план надличностные предпочтения» [3].
Работа упомянутого социолога своим подходом представляет собой скорее приятное исключение на фоне пока редкого в нашей стране научного обсуждения темы солидарности. (Нечастого – и за рубежом, где за много лет вышло в свет по ней лишь 2-3 книги и единичные статьи). В прочном отторжении последней в течение 20 лет, как в капле воды, отражаются господствующие в мире ценности либеральных «элит» вопреки всем их уверениям в полной деидеологизации познания.
Не затем ли отброшена идея солидарности и нашими либералами, чтобы великое множество не сложившихся воедино «рядовых» частных интересов, остались навсегда неудовлетворенными в силу своей слабой репрезентации в общественных институтах? Не усматривается ли также в ее замалчивании превентивная акция против всякого коллективного протеста в обстоятельствах, когда оснований для него более чем достаточно? Ведь если нет надлежащего понятия, то его содержание автоматически элиминируется из нашего образа реальности, и потому пока «нет слова» – не будет и дела. Не отсюда ли те ценностные фильтры, если не прямые заслоны к уяснению проблемы и ее актуальной значимости, которые надежно обеспечиваются нормами либеральной «политкорректности», ее элитарным снобизмом, который зачастую недалек от «социально-расовых» идей?[4].
Нынешняя Россия находится как будто на руинах не только идеи социальной солидарности, но даже и минимального общенационального единения. Структуры и ценности, скрепляющие общество в целое, стремительно размываются, что представляет собой прямую, еще небывалую угрозу его безопасности. Особый риск в этом отношении несет с собой теоретический и практический разрыв с коллективистскими и солидаристскими традициями нашей истории, замещение их социал-дарвинистской философией, которая навязывается обществу либеральными фундаменталистами.
Пока не станет солидарность признанным руководящим принципом, не явится и реальное сплочение, но будет усиливаться дезинтеграция значимых групп и институтов, как это уже наблюдается два десятилетия. Кому непосредственно выгодны проистекающие отсюда атомизация индивидов и социальный хаос, – догадаться несложно. Списки владельцев крупнейших состояний мира, возникших внезапно «из воздуха» и без каких-либо достижений, множатся в прогрессии к миллионам разоренных и ушедших в вечность сограждан. А катализатором процесса выступает размывание всех связывавших и защищавших людей структур и институтов, включая ослабление опор государственности. В отсутствие сплочения в обществе открывается простор для деструктивных элементов, для выброса энергии социального хаоса и дестабилизации жизни.
Но не входит ли подобная деградация «социальности», подрыв общественной сплоченности в России в стратегические цели не только местных борцов с коллективистскими тенденциями, но и тех, кто стоит за ними? Если входит, тогда происходящее сокрушение солидаристской мотивации – вернейший путь к упразднению нашей цивилизации, которую она сплачивала тысячу лет. А ее восстановление тогда, напротив, есть прямой путь к укреплению Отечества перед лицом вызревающих грозных опасностей. Солидарность таит в себе самый мощный в истории человечества социально-психологический ресурс, способный мобилизовать группу, массы или целый народ во имя упорного осуществления общих целей и интересов. И от того, удастся ли задействовать этот ресурс, будет зависеть очень многое в ближайшие годы. Все успехи нашей страны в прошлом и ее безопасность основаны на нем.
«Конкурентоспособность сделали лозунгом дня, о ней мы слышим постоянно», – подчеркивают С. Батчиков и А. Нагорный, – «но может быть пришло время вспомнить, что солидарность гораздо более эффективная форма человеческого общежития, что многократно было доказано российской историей в моменты великих испытаний?»[5]
В прошлом России нормы сострадания, сочувствия, взаимопомощи были частью повседневности. Например, в малоурожайные годы крестьяне делили продукт не по трудовому вкладу, а уравнительно – «по едокам» или соседской общиной воздвигали дом слабейшим, вскапывали им огород. В не столь давние времена сокращения продовольственных ресурсов страны возникало их распределение по карточкам или талонам. Важную роль в поддержании жизни играли также родственная, соседская, товарищеская помощь. Подобные практики, используемые и на нашей памяти, могли сохранить народ, живущий в крайне суровых и нестабильных географических условиях. В не меньшей степени это остается справедливым и сегодня, хотя уровень сплоченности ныне снизился до критической отметки. И ослабевшие скрепы уже с трудом удерживают даже слабое подобие общественного единства.
Самооотождествление граждан с широкой социокультурной и этнополитической общностью и духовными ценностями как собственным миром веками являлось и остается условием массовой солидаристской практики. «Раньше думай о Родине, а потом о себе», «сам погибай, а товарища выручай», – это были мотивы реального сплочения.
Целенаправленное разрушение национальной культурной традиции, с которым мы сталкиваемся два десятилетия и преднамеренное перечеркивание исторического опыта нашего народа, породили острый кризис коллективной идентичности. Его не в состоянии компенсировать смутная риторика «россиянства», ибо для всех очевидно, что разрушение русского цивилизационного пространства и распыление тела нашего народа по постсоветским диаспорам состоялось с опорой, именно, на периферийные антироссийские «этнонационализмы». Пользуясь памятной метафорой Режи Дебре, в них можно усмотреть, поистине, «малый мотор», запустивший не только распад СССР (большой России), но и продолжающийся процесс ослабления нынешней государственности. И точно так же ясно, что пробуждению «национальных чаяний» (зачастую с выраженными русофобскими мотивами) активно способствовали правящие круги Запада, начиная со времен СССР и заканчивая нынешними. Хотя на волю «джинн» этнополитической мобилизации был непосредственно выпущен отечественными неолиберальными подрывниками нашей державы. Ими и опекается до сих пор.
Местным этническим элитам вменяется в достижение современной эпохи развитие их «национального самосознания», что зачастую прямо таки восхищает либеральные СМИ. В то же самое время отстаивание культурной самобытности и защита национальных традиций русского народа встречаются теми же самыми кругами сплошь и рядом в штыки. Более того, бросается в глаза, что ими ныне направленно формируются комплексы «исторической вины» русских за якобы имперское (а также – тоталитарное, экспансионистское, рабское, враждебное свободе и т.д.) прошлое. Зачем это делается? – установить нетрудно, обратившись к целому тому чудовищных суждений отечественных либералов о русских людях («Либералы о народе»). Так, В. Новодворская,заявляет там, что «русская нация – раковая опухоль человечества»[6]. А раковые опухоли вырезают, не так ли? Ее единомышленник В. Панюшкин поддержал Новодворскую следующим образом: «Всем на свете стало бы легче, если бы русская нация прекратилась» и позволил себе сравнить наш народ с «бешеной собакой»[7]. (Читая тексты некоторых экс-вице-премьеров, найдем точно те же мотивы). Вот это и есть заветная эзотерика, сокровенное кредо фанатиков от реформизма, простимулированное их счетами и недвижимостью на Западе.
Российская цивилизация обладает стойкой духовной солидаристской традицией, которая коренится в первую очередь в русском Православии и во вторую очередь – в советском социализме, также оставившем мощный исторический след не только национального, но и мирового значения. Искоренить этот след не смогли даже самые радикальные «преобразователи», хотя они породили тяжелую болезнь духа в нашей стране, которую можно определить как синдром иммунодефицита любви и товарищеской солидарности.
Для этого синдрома характерны утрата сочувствия к себе подобным, паралич способности к сопереживанию их бедствий, невиданное со времен гражданской войны ожесточение сердец. Несомненным источником и эпицентром этого опасного эпидемического процесса стала либеральная элита с ее ультразападническими и вместе с тем — «контркультурными» установками (в самом широком смысле слова). Сотрудник «Горбачев-Фонда» д.и.н. В.Д.Соловей, возможно, яснее других, фиксирует полный разрыв солидарности преобразователей с собственным народом и одновременно с нравственным минимумом: «Непредвзятый наблюдатель нравов и этоса правящего сословия России без труда обнаружит, что в отношении отечественного общества оно осуществляет (осознанную или бессознательную) операцию антропологической минимизации и релятивизации. Проще говоря, не добившиеся успеха — а таких в России подавляющее большинство — для элиты не вполне люди, а возможно, даже и совсем не люди. Отношения между богатыми и остальными в России не могут быть описаны и поняты в категориях социального и культурного отчуждения и вражды, речь идет о большем — отношениях имеющих общий антропоморфный облик, но фактически двух различных видов живых существ…»[8].
Итак, согласно четко сформулированной неолиберальной точке зрения, в обществе различаются люди и «нéлюди», как два биологически разных вида. Это — не что иное, как социально-расовый подход к народным массам, доходящий на практике до настоящего шовинизма «имущих» – к «неимущим». И действительно в ряде источников указывается на недвусмысленное намерение элитариев «сжать людскую массу» во много раз, выморив ее. Так, д.и.н. Владимир Кузнечевский в своем выступлении по Народному радио сообщил: «На этом совещании [ведущих либеральных экспертов – А.С.] приводились такие цифры: России достаточно иметь 50 миллионов жителей на ее территории, а 150 миллионов – это слишком много. Некоторые из этих людей и сейчас заседают в Совете Федерации, более того, они там являются председателями комитетов»[9]. До «председателей» еще более радикальные директивные цифры, как мы прекрасно помним, озвучили руководящие деятели Запада, вдохновители преобразований, начиная с М. Тэтчер, М. Олбрайт и др., предложившие сократить наш народ до 15-20 миллионов человек.
«Они, конечно, стараются обойтись без грубых слов, - пишет журналист А. Минкин, - Вместо "люди сдохнут" говорят "население сожмется". Вместо "умрут люди" - "умрут профессии". И все же за красотой своих выражений они, видимо, чувствуют что-то людоедское. И потому иногда оговариваются, мол, "мои рассуждения жестоки, но ничего не поделаешь, другого выхода нет"[10]. Демографические хищники, рассматривая своих сограждан, как только нежелательных конкурентов у «трубы», надеются на скорейшее и максимальное их «устранение» из реальности, чему способствует хорошо организованная «потребительская диета». Россия по потреблению продуктов питания из десятки самых "сытых" стран опустилась ниже среднемирового уровня - до 2505 ккал (на 47 место), а для необеспеченной части населения даже до - 1500-1600 ккал. В последнем случае подсчеты показывают, что такой уровень питания пенсионеров уступает пайку военнопленных, которые находились в СССР в лагерях времен Великой Отечественной войны.
За прошедшие 13 лет с карты Российской Федерации исчезли 11 000 сел, 290 городов. Еще 13 000 деревень на картах значатся, но остались без жителей. Каждый день в России исчезает по две деревни, что в год составляет небольшую область. Только за первых три годы преобразований – с 1992 г. по 1994 г. – одних лишь мужчин, видимо, от радости «освобождения» умерло 12 млн. (!) человек, о чем невозмутимо сообщает горячая сторонница реформ академик Т. Заславская[11]. (Потоки вынужденной миграции из СНГ вскоре прикрыли такую рекордную потерю для мирного времени). Сегодня миллионам сограждан, которые оказались выброшенными за борт либерального «прогресса», предоставляется возможность лишь «свободно» вымирать. Корни проблемы –в разрыве квазиэлит с идеей солидарности, в систематическом подавлении ими просоциальных, коллективистских ориентаций и в распространении отсюда экстремальной аномии.
В атаке на механизмы социального сплочения вплоть до девальвации их предельных смыслов и подрыва даже материальных основ солидарности видится стержень либерального демонтажа российской традиции, а вместе с ней и самого народа. Глубоко прав С. Г. Кара-Мурза, который поставил следующий социальный диагноз распада: «За двадцать лет демонтирован, «разобран» главный деятель нашей истории, создатель и хозяин страны - народ. Все остальное - следствия. И пока народ не будет вновь собран, не вернет своей памяти, разума и воли, не может быть выхода из этого кризиса. Не кризис это, а Смута, особая национальная болезнь, которая нефтедолларами не лечится. […] В народе, в отличие от населения, люди, семьи, общности связаны так, что «целое больше суммы частей». Здесь возникает мнение народное, народная сила, которых нет даже в сотнях миллионов «свободных индивидов», они - как куча песка.»[12].
И результаты демонтажа и «десолидаризации» налицо: «…Мы видим, что у нас нет общественного мнения. Более того, мы получаем наглядно понимание того, почему его у нас нет. Ведь общественное мнение возникает из общих задач, общих целей, общего дела. Но в России сейчас ни перед кем не стоит общих задач, никто не преследует общих целей, никто не делает общего дела»[13](Г. Малинецкий, А. Подлазов). Если, конечно, не считать «делом» – «проедание» и расхищение исторического наследства.
И, если не преодолеть атомизацию общества, которая зафиксирована множеством исследователей, она сулит в самом скором времени распад основополагающих государственных институтов. Хуже всего, как явствует из очень многих свидетельств элитных деятелей, последние, либо смирились с неизбежностью краха России, либо даже рассчитывают на обогащение в процессе ее разрушения. Состоявшаяся деиндустриализация страны, актуальные приватизационные маневры вокруг остатков ВПК и высокотехнологичных отраслей, демонтаж науки и образования неминуемо пролагают дорогу к упразднению российской государственности. Лишь очищение элит от активистов разрушения, отказ от приватизационного фетишизма, восстановление в правах государственного сектора в экономике (при сохранении ее многоукладности) может гарантировать защиту общесоциальных интересов. В идейно-духовной сфере необходимо, во-первых, покончить с апологией крайнего индивидуализма, с программной конкурентной войной «всех – против всех» – войной, фактически не знающей правил и ограничений. А, во-вторых, в безусловном возрождении нуждаются коллективные, просоциальные ценности вместе с руководящими идеями социальной справедливости и взаимопомощи сограждан.
Как блестяще показали Н.А. Гундаров, Л.Г Антипенко и многие другие, именно индивидуалистический духовно-ценностный СПИД (утрата совместных смыслов деятельности) выкашивает человеческие жизни в России не меньше, но даже больше, чем распространившаяся в нашем обществе массовая нищета.
Для нас сегодня выбор солидарного типа дальнейшего развития – не некий привходящий эпифеномен, но, пожалуй, единственный путь уцелеть и укрепиться перед лицом надвигающейся мировой бури, выполнив одновременно свое историческое призвание.
Вопреки крайней аномии и проповедям либерального агитпропа этика самоограничения, зачастую жертвенный потребительский аскетизм, уважение к труду и знанию все еще составляют живую часть русской традиции, ослабленную, но до конца не выбитую. Мы живы как народ лишь постольку, поскольку удается сохранить остатки солидарности, как национальной, так и социальной.
Вместе с тем, хорошо известно, что без минимума солидарности ни одно общество вообще не может сохраниться. И точно так же ясно, что одного подобного «минимума» в специфически суровых условиях России недостаточно, ни для индивидуального выживания, ни для национально-государственного самосохранения.
Лишь при наличии многоуровневой системы взаимной поддержки в условиях достаточно крепкого социального государства можно гарантировать жизнеобеспечение миллионов людей, как в зонах рискованного земледелия, так и на обширных территориях, где большей частью господствуют предельно низкие температуры. Без этой поддержки, как на локальном, так и на общегосударственном уровне, даже физическое сохранение нашего народа в самой крупной северной стране невозможно, о чем свидетельствует возникшая вследствие реформ глубокая депопуляция[14]. Анализ эволюции человеческой солидарности позволяет реабилитировать наиболее продуктивные ценности прошлого и выявить дополнительные ресурсы общественной интеграции.
Либеральный подрыв солидарного сознания, хотя и нанес огромный ущерб нашему обществу, не смог полностью искоренить утвердившиеся в нем за тысячу лет представления о добре и зле. Об этом свидетельствуют не только опросы, но и сама практика повседневной жизни. Как показывает социология российских реформ, едва ли не половина россиян обеспечивает ныне свои жизненные нужды, опираясь на «коллективную модель выживания». Она предполагает внерыночный обмен услугами и продуктами домашнего хозяйства между знакомыми, друзьями и родственниками: «Так, почти 40% опрошенных занимались индивидуальной трудовой деятельностью - шили, ремонтировали квартиры, чинили машины и т.д. Причем часто такие услуги оказывались знакомым не за деньги, а за другие услуги. Эта межсемейная взаимоподдержка, причем не на селе, а в крупных городах, оказалась важной для 22% опрошенных» (И. Демина)[15]. Такие, реально сохранившиеся солидарные, кооперативные связи составляют существенный социальный базис возрождения общества.
Возвращение на этой основе к философии общего дела (не в федоровском, конечно, а в социокультурном смысле), восстановление в правах попранной ныне идеи справедливости, возврат к принципам взаимопомощи и поддержки слабых есть тот минимум, без которого сегодня даже сохранение российского общества уже невозможно, не говоря о необходимом его развитии. Задача активизации общественной мысли и действия в этом направлении назрела и перезрела. Давно пора сойти с очевидного пути в национальное небытие. Это можно сделать, лишь воскрешая все многообразие социальной солидарности. Единение и силы в свою очередь могут явиться только на основе нового солидарного проекта, способного возродить коллективный и конструктивный смысл нашей истории. Самарин А.Н., ведущий научный сотрудник Института социологии РАН, доцент МГИМО-университета, член-корреспондент Всемирной Академи наук комплексной безопасности
[1] Барсукова С.Ю. Солидарность участников неформальной экономики (на примере стратегий мигрантов и предпринимателей)//Социологические исследования, №4, 2002, с. 3.
[2] Там же.
[3] Там же, с. 6.
[4] Сокрытие истины производится, прежде всего, методом использования имен – масок. С. Батчиков и С. Кара-Мурза так характеризуют его воплощения: «Наш ум заполнили ложными именами, словами, смысл которых менялся и искажался до неузнаваемости. Говорили “демократия” и расстреливали парламент. Говорили “священная собственность” - и воровали сбережения целого народа. Говорили “права человека” - и делали людей абсолютно беззащитными против подонков и хамов, захвативших деньги и власть». Сверх всего сказанного, фактическая «цензура накладывалась и на иностранных экспертов, которые выражали, даже в самых корректных терминах, сомнение в доктрине реформ». (Батчиков С. и Кара Мурза С. Доклад «Неолиберальная реформа в России», Гавана, 2005). Особый вклад в сокрытие истины внес язык отечественной «политкорректности». Безо всякой явной цензуры он сумел уже скрыть немало существенных изъянов нашей жизни или (в иных случаях) хотя бы нейтрализовать их привычный ценностный смысл.
[5] Батчиков С., Нагорный А. Совесть и интеллект.//Сайт «Кризис России», М, 2006, http://www.rus-crisis.ru/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=1529
[6] Там же, с. 11.
[7] Либералы о народе. М., «Европа», 2006, с. 10, 25.
[8] Соловей В. Д. Русская история: новое прочтение. М., 2005, с. 295.
[9] Программа «Гость студии «Народного радио»» 15.02.2006». Демографическая ситуация в России. Сайт радиостанции НР - http://www.narodinfo.ru/program/26318
[10] Минкин А. Молодые людоеды//Носорог, № 1, 2004. (http://nosorog.org/cgi-bin/statyipk.pl?nm=1089173837).
[11] Академик-социолог Татьяна Заславская. «В свое время она, будучи депутатом Верховного Совета, входила в окружение Сахарова и активно помогала развалу СССР. Так что она знает всю "политкухню" изнутри. В год 20-летия перестройки Т.И. Заславская дала пространное интервью на тему – от чего мы ушли и к чему пришли. "За три года самых радикальных реформ,- сказала она,- за счет повышения уровня смертности умерли 12 миллионов мужчин (1991 - 1994)!". Севрюков Н. Обыкновенный фашизм.// http://www.homeru.com/news/articles/view/71/1305.html
[12] Сергей Кара-Мурза. В сражении «совков» и «новых русских» проиграли все.//Газета «Наше время», №6, 2006. См.: также электронный вариант публикации в Интернете на Официальном сайте Сергея Глазьева: http://www.glazev.ru/associate/1855/
[13] Г. Малинецкий, А. Подлазов. Ученых ведут на заклание.// Новая газета, №38, 25 мая 2006.
[14] Кожинов Вадим. Можно ли жить по-европейски в русский мороз?//Журнал «Фактор» № 1, 2000 г.
[15] Демина Ирина. Ловушка бедности. Как мы обходимся без денег.//Учительская газета, № 36, 2002.
|
