|
Уважаемые участники философского клуба. Позвольте вам предложить очередной текст, связанный с духовностью Прибайкалья. В репортаже подчеркивается научно-философская значимость Иркутского государственного университета в реализации аксиологического настроя Восточно-Сибирского региона.
Н.С. Коноплёв,
доктор философских наук,
профессор
«ОН ЖИЛ МЕЖ НАМИ…»
Сердечный репортаж о профессоре Н.Н. Щербакове (1937-2005)
…Проездом – «осесть» в Иркутске
Впервые я увидел Николая Николаевича Щербакова летом 1958 года. По «дембелю» с Тихоокеанского флота направляясь домой – куда-то в «Краснодарье», остановился бравый матрос (во флотской отутюженной форме - высокий, стройный, с якобы «не видящим окружающих выражением лика» являл Н.Н. собою загляденье…) Иркутском – вдруг удастся поступить на историческое отделение (куда тянулся, взвешивая прошлое, пытливый ум «славного моремана») историко-филологического факультета Иркутского государственного университета (ИГУ, или, как тогда говорили, ИРГОСУНа; впоследствии от такой аббревиатуры отказались) имени Андрея Александровича Жданова (/1896-1948/; со «Ждановым» само собой «покончили», но уже «заперестроечным безвременьем»). С Н.Н. Щербаковым был «морской дружок» - старшина запаса Миша Занудо (при знакомстве он, произнося свою фамилию, обязательно делал ударение на «о»; впоследствии сменил ее на «Черкасов»). …По итогам вступительных экзаменов оба абитуриента определились студентами-историками. Я же – по завершению одиннадцатой (лучшей по тем меркам) Иркутской средней школы - проходил филологом. С детства пристрастившись к «чтиву», обрел любимой «Фундочкой» (т.е. научной библиотекой ИГУ) место пятилетней «отсидки»: хотелось осваивать «литературные залежи»… – Но куда там! Мы-то, приласканные Высшей школой, «взыгрались» образованием, а вот Читинскую область заливают дожди. Реки вышли из берегов. Скорей на помощь! До сотни, пожалуй, нас – первокурсников – отправилось собирать гибнущий урожай (…мы копали картошку, возили на элеватор зерно) в неведомую глубинку. Одним из руководителей сводного студенческого отряда назначили – он старший по возрасту, наделен организаторскими способностями - Н.Н. Щербакова. На Иркутском железнодорожном вокзале роздал он нам по 25 рублей - большие деньги... Я смотрел на него: вроде строгий, а внутри радостный: заметно по искоркам глаз. Поди не уверен, что уж навсегда «повязан» Иркутском, а Краснодар сгодится «на потом»: «в гости к старикам» (отец Николая Николаевича – фронтовик, воевал на Северном Кавказе). Спустя годы Н.Н. Щербаков с улыбкой припоминал наше знакомство: - Вижу вас с Валерой Харахиновым. Ты почему-то смеешься, а он ботинок зашивает дратвой. Сосредоточенный. - Так оно и было. Тогдашний мой одногруппник, будущий яркий журналист В.А. Харахинов – баяндаевский он – вел дела обдуманно. Увязавшись впоследствии Москвой - сошел с дистанции… Мы пробыли на сельхозработах с двадцать третьего августа по девятое октября. Н.Н. Щербаков «заполонил» со своими историками соседнее отделение «оккупированного студентами ИГУ» колхоза. Трудовым подъемом я заработал тысячу рублей, другие тоже оказались не с пустыми руками. Домой возвращались радостные. Еще бы! Мы - университетские. С Николаем Николаевичем была красавица Нина (впоследствии зав. пединститутской кафедрой психологии); со временем они поженились.
Выбор «дорожной карты»
Начальной студенческой порой Н.Н. Щербаков углубился наукой. После первого курса отбыл на археологические раскопки, но это не удовлетворило будущего исследователя отечественной старины. «Настольной темой» для Николая Николаевича обрисовалась история партии: большевистская ссылка. В.И. Ленин (1870-1924). Осваивая архивный материал, Н.Н. Щербаков оформляет его сначала кандидатской (1967), затем докторской диссертациями (1987). Как мне представляется из продолжительных разговоров с Николаем Николаевичем - блестящим университетским ученым (впитавшим традиции марксистско-ленинского учения об обществе), - он видел свою задачу в уяснении положения, согласно которому сибирская политическая ссылка (речь преимущественно велась о Прибайкалье), усиливая местно-региональное самосознание, заряжала его «общероссийским идеолого-политическим запалом». Им – отмечаемым содержанием - жила эпоха подготовки Великого Октября (1917), и Н.Н. Щербаков документально обосновывал тезис о необходимости местно-революционных преобразований. Последним десятилетием (90-е гг. ХХ в. – начало ХХI столетия) несколько изменил Николай Николаевич видение «проникновенной архаики»: он обратился к разноаспектной политссылке. Расширение научных горизонтов – вещь обычная. Н.Н. Щербаков повествовал о том, выразители каких настроений – вместе с социал-демократами – противостояли царизму. Несмотря на раздающуюся его апологию, «Дом Романовых» «приказал долго жить» как раз пределами своего «властного трехсотлетия». Идейных противников у беззащитного Государства набралось достаточно. …Империя преимущественно не устраивала крестьян (дотоле они – основное население страны - служили ей верой и правдой), стихийно тянувшихся к цивилизационному хозяйствованию, при котором его «общинный антураж» требовал «капитального ремонта» (Л.С. Соболев /1898-1971/). Европа, давно «навострив лыжи» на единение достижений культуры и размаха цивилизации, «сулила» «утопавшей отставанием России» «сырьевую роль».
Исследовательский пафос вершителя сибирской духовности
Н.Н. Щербаков всесторонне «раскручивал» значимость революционных преобразований для становления гражданского общества, местного самоуправления. Он также указывал на то, что, благодаря местному самоуправлению, т.е. внутреннему развертыванию перспектив субъектов РФ, вскрывается мощь государства – на базе «вскормленного» местным самоуправлением гражданского общества. Попутно отмечу: свои «мысли вслух» Н.Н. «вербализовывал» крайне разрозненно. Они у него перемежались частым смехом, застольными шутками, воспоминаниями; и я не претендую на «единственно правильную» трактовку суждений чтимого мною эрудита. …Николай Николаевич не менял сложившихся научных убеждений, с должным вниманием, грустью следя за «ускользающей линией жизни». Зайдешь, бывало, к нему на кафедру (кафедра отечественной истории, которую десятилетиями возглавлял Н.Н. Щербаков, и наша – философии – через стенку четвертого этажа административного здания ИГУ): он сидит за столом, что у окна; на столе стопка присланных ему монографий, сборников – на защиту в докторском совете, бессменным председателем коего являлся Николай Николаевич. Соучастием – оказанием помощи - в написании множества кандидатских и докторских диссертаций отличился незабвенный Учитель. Думаю, создано направление в исторической науке, которое я окрестил бы «щербаковским». Даже настаиваю на «щербаковщине»: ведь изданные под научной редакцией Николая Николаевича четырнадцать посвященных сибирской ссылке и высоко оцененных специалистами сборников – это ли не торжество школы Н.Н. Щербакова! …Так вот, зайдешь к «доброму ветерану» на кафедру, а он строчит очередную рецензию, которую старший лаборант Надежда Владимировна тут же «форматирует» компьютером (Н.Н. Щербаков не прикасался к нему). …Закуривает Николай Николаевич, и мы общаемся в фойе – это рядом. Однажды попросил книгу А.И. Солженицына (р. 1918) «Двести лет вместе» (т. 1), через две-три недели вернул. - Ну и как? – спрашиваю. – Публицистика, - ответил взвешенный критик. – Нет архивных документов в столь серьезной теме. Сегодня так нельзя. – Николай Николаевич благодушно делится воспоминаниями. «Проговаривает» своего «одногодка» А.В. Вампилова (1937-1972), с которым «делил» общежитие по ул. 5 Армии, 59. Выходило так, что будущий драматург вел себя неоднозначно: всегда на что-то нарывался. …Н.Н. Щербаков был беззаветно предан профессору Сергею Владимировичу Шостаковичу (1902-1981) – научному наставнику (под его руководством начинающий ученый Н.Н. Щербаков «лепил» кандидатскую). Помню, студенческими годами (1958-1963) в книжном магазине на ул. Урицкого (названной так в честь председателя Петроградской ЧК М.С. Урицкого /1873-1918/) появилась книга С.В. Шостаковича о дипломатической деятельности А.С. Грибоедова (1795-1829). Третьекурсник Николай Щербаков, встретив меня, посоветовал ее приобрести. Сам он уже купил это капитальное по использованию архивных материалов классическое исследование. Николай Николаевич сердечно чтил профессора Федора Александровича Кудрявцева (1899-1977), большого специалиста по местной истории. Ведь и Н.Н. Щербаков - тоже своеобразный областник. Полагаю: выдающиеся ученые ИГУ С.В. Шостакович, Ф.А. Кудрявцев, Н.Н. Щербаков (к ним я бы отнес профессора-философа Льва Александровича Петрова /1908-1975/) – подлинные наставники «гуманитарной элиты» Прибайкалья, которая активно противодействует «грозящей катастрофе» (выражение В.И. Ленина) - тому, что подталкивает регион за грань выживания. …Наши беседы в фойе стали для меня школой раскрытия внутреннего мира Н.Н. Щербакова. Он не оповещал окружающих о своих бытоподробностях, зато внешне неприукрашенным видом «свидетельствовал» себя как состоявшуюся личность. Но личность – это всегда творчество. …Захожу однажды на банкет по случаю какого-то события – Николай Николаевич поет старинный русский романс. Любопытно. Ранее такого от «приверженца самодеятельности» я не слыхивал. Аудитория дружно аплодирует. Я - присоединяюсь. Что «куратор застолья» привечает классическую музыку, мне давно было известно. Особо впечатлял его концерт для фортепиано с оркестром (op. 16) Э. Грига (1843-1907). Сдержанный мелодизм «сердечного викинга» чутко гармонировал с настроением «архивного местоблюстителя». Да, в науке Н.Н. Щербаков был строг: доверял лишь тому, что предоставлялось государственными хранилищами с их бесконечными вереницами «закрытых папок». История – особая наука. Ее предмет – вне реальной действительности и раскрывается развертыванием памяти посредством духовного настроя – личностно воспроизводимого творчества. Отсюда предмет этой науки корректируется его субъектной составляющей. Н.Н. Щербаков тяготел к методологии исторического познания, и философия истории его всегда привлекала (однажды /1988/ на колхозном поле, где мы – преподаватели-обществоведы - собирали овощи, он увлеченно делился со мною своим видением историософии Н.М. Карамзина /1766-1826/, С.М. Соловьева /1820-1879/, М.Н. Покровского /1868-1932/). Он с пониманием относился к тому, что каждая эпоха по-своему оценивает «век минувший», который еще не есть история. Прошлое лишь тогда становится исторически выверенным, когда к нему прикасается интеллект исследователя. Если изучать труды Н.Н. Щербакова, а их у него несколько десятков, приходишь к обнадеживающему выводу, что они содействуют глубокому проникновению в суть историзма как на государственном, так и на «областническом» уровне. …Остается добавить: ко мне Николай Николаевич относился дружески-покровительственно, а то и несколько свысока (Н.Н. Щербаков был старше меня на три года, и этот «возрастной зазор» возвышал его в собственных глазах; подобный взгляд «взрослый ребенок» - а Николай Николаевич конечно же был детски-уязвим - стремился внушить мне) и, вместе с тем, внимательно, коли такое считал допустимым, выслушивал мои тирады (если только «досрочно» не прерывал их). Он часто шутил, скажем - предлагал поддержать его по части раскрытия литературных секретов, которых знал немало («Послушай, филолог, - вопрошал меня гибкий умом Николай Николаевич, - чья это строчка: «О закрой свои бледные ноги»?» Оказывается, «…бледные ноги» принадлежали выразительному В.Я. Брюсову /1873-1924/).
Расстаться с жизнью – во благо причащения к совершенству
Жизнерадостность не изменяла благородному рыцарю исторической правды до самого ухода в «мир иной» (В.В. Маяковский /1893-1930/). И то сказать: если он (т.е. пресловутый мир иной) – нечто трансцендентное (т.е. «потустороннее»), значит мы осваиваем его многообразием жизненных ситуаций, включая те из них, которые прикрываются сном, «провальными» невзгодами – и сквозь них «струится боль». Николай Николаевич «отходил» весьма тяжело. Но предсмертные страдания – залог «горнего совершенства». Не будучи религиозно настроенными - уверуем: неотвратимый рок «беспощадной старухи с косой» проникновенно обернулся для Н.Н. Щербакова «светлым воскресением». И – умиляясь - всплакнем вместе с достойным поэтом: «Покойся, милый прах, до радостного утра» (В.А. Жуковский /1783-1852/). …Размышляя о месте Н.Н. Щербакова в ИГУ, обращаешь неослабное внимание на то, что личность маститого ученого, подлинного патриота Малой Родины (одарившей его заслуженными благами) и выразителя интересов Родины Великой (он стал ее орденоносцем) не раз положительно отзовется намечаемой – «вхождение в Болонью» - перестройкой высшей школы. Н.Н. Щербаков служит «эталоном» того, как индивидуально «наверстываемое» образование обновляет его носителя взмахами крыльев («оставшейся») жизни. И в этом – один из уроков феномена Н.Н. Щербакова, благотворный пример для его последователей.
Замечательный патриот Малой Родины – с нами!
Став классическим выразителем местной университетской учености, Н.Н. Щербаков своей исследовательской программой совместил методологию постижения краеведческих ценностей в их общегосударственно-исторической преломляемости с той «толерантной престижностью», без приобщения к которой «род людской» попросту «аннигилирует». Прикосновение к «трудам и дням» (Гесиод /8-7 вв. до н.э./) Н.Н. Щербакова - пламенного соучастника возвышенной общечеловечности – вселяет надежду на преодоление «замшелых бытопреград», о которые, к горькому сожалению, споткнулся мало озабоченный своим местом на «планете людей» (А. де Сент-Экзюпери /1900-1944/) верный сын Прибайкалья.
|
